понедельник, 3 февраля 2014 г.

Объективная истина. В вине.

NovayaGazeta.ru


03-02-2014 03:04:00

Объективная истина. В вине

Следственный комитет занялся поисками «объективной истины»

Имя депутата Александра Ремезкова, только что внесшего в Госдуму проект поправок к УПК, направленных на «поиск объективной истины по делу», в юридической науке до сих пор не было широко известно. Напротив, сама проблема известна хорошо и давно.
Имя депутата Александра Ремезкова, только что внесшего в Госдуму проект поправок к УПК, направленных на «поиск объективной истины по делу», в юридической науке до сих пор не было широко известно. Напротив, сама проблема известна хорошо и давно.
Вопросу установления истины в уголовном деле посвящена не одна сотня докторских диссертаций на разных языках мира и начиная со Средних веков. Теория «истины по делу» тесно связана с мыслью о «царице доказательств», то есть с признанием обвиняемого, которое создает полноту картины. Эта проблема может обсуждаться в самом широком диапазоне: от философского и религиозного вопроса о том, «что есть истина» (Иоанн, 18:38), а также познаваема ли она и какими именно человеческими «органами», — вплоть до швабры в «обезьяннике», с помощью втыкания которой в задний проход (что дано нам знать в ощущениях) ищут «истину по делу» отдельные дознаватели.
С точки зрения православия, в приверженности которому клянется большинство как депутатов ГД, так и следователей СК, претензии на нахождение «объективной» истины — это ересь. Однако доктор юридических наук Александр Бастрыкин (а пояснительная записка от депутата Ремезкова целиком совпадает с опубликованной ранее на сайте Следственного комитета РФ) мог почерпнуть это понятие из марксистско-ленинской правовой науки, за пределами которой (несмотря на отсылки в записке к опыту ФРГ) оно также неизвестно.
Согласно «Каролине» — «УПК» императора Священной Римской империи Карла V от 1533 года — пытки применялись после того, как против подозреваемого давали показания два «добрых свидетеля». То есть уже с точки зрения эпохи Возрождения пытки были не средством поиска истины, а методом подтверждения ее чистосердечным признанием. В этом отношении в смысле правовых гарантий проект Ремезкова—Бастрыкина возвращает РФ на уровень ниже «Каролины»: ведь вышеупомянутые дознаватели используют швабру сразу же, да и после «явки с повинной» поиском иных улик они особо не заморачиваются.

Искать истину никто никому запретить не может: это и призвание, и бремя Человека. Вопрос в том, до какой степени способен к ней приблизиться по конкретному уголовному делу конкретный человек в мантии судьи. Преступления бывают как очевидные, так и не очевидные, но и за «очевидностью» тоже могут скрываться фальсификации. Чаще всего это дань «палочной отчетности», а в более тяжких случаях — коррупционный заказ. Вменение судье в обязанность найти истину в последней инстанции (то есть «объективную») лишает суд всякой легитимности, поскольку все понимают, что это невозможно. Проект к тому же предлагает «искать объективную истину» уже на ранних стадиях следствия и дознания.
Лет двести пятьдесят назад европейская правовая наука (иной и не существует: право и Европа в этом смысле синонимы) нащупала выход в переходе от инквизиционной модели правосудия к состязательной: с претензией лишь на фактическую достоверность, а не на знание истины. Но состязательность-то более всего и раздражает Ремезкова—Бастрыкина, которые прямо клеймят ее как «чуждую». Вытекающее же из этого предложение сводится к тому, чтобы (цитата из пояснительной записки) «закрепленная в статье 14 УПК РФ юридическая фикция презумпции невиновности… (применялась бы) лишь в случае невозможности достижения по делу объективной истины».
Здесь вопросы вызывает сразу многое. Презумпция невиновности закреплена не только в УПК, но и в статье 49 Конституции России, тогда уж поправки пришлось бы вносить сначала в нее. Без всяких поправок и нововведений эта презумпция и так применяется там, где отсутствует полная уверенность. В теории права презумпцию иллюстрируют образом весов, чашечки которых заранее чуть наклонены в одну сторону, то есть это как бы фора для слабейшей стороны. В теории презумпция невиновности хоть как-то уравновешивает шансы отдельного гражданина, против которого направлена вся мощь государственной машины, а она ведь может быть и недобросовестна, и мотивирована политическими соображениями. Но и этого малого шанса Ремезков—Бастрыкин всякого гражданина тоже задумали лишить.

Наконец, если под словом «фикция» подразумевается, что презумпция невиновности стала фикцией в российском уголовном суде, — так это и без поправок давно так, чего же тогда добивается Бастрыкин-то?
Большинство профессоров считает, что Следственный комитет хочет загнать судей еще глубже в стойло. Но пусть тогда свой голос против проекта поднимут судьи — что же они молчат? Мне же кажется, что Бастрыкину не дают покоя лавры Вышинского, который за упразднение презумпции невиновности по политическим делам при Сталине получил еще и звание академика. А Бастрыкин чем хуже? («Объективно» пока еще не хуже.)

Комментарий

Сергей ПАШИН, федеральный судья в отставке:

— Этот законопроект лежал уже давно, а сейчас начало года, депутатские портфели пусты — самое время выступить с инициативой.
Если поправка будет принята, то это откат к социалистическому правосудию времен брежневской эпохи. Конечно, выгоднее всего эта поправка для Следственного комитета, так что это даже не столько политика, сколько защита ведомственных интересов. Качество следствия очень низкое — так почему бы не переложить ответственность на судью?
Но когда именно судья отвечает за поиск истины, стороны могут не работать. Следователь может не собирать доказательства. Зачем? Все равно истину ищет судья, а если судье понадобится помощь следствия, он просто отправит дело на доследование.
Теперь представьте, в какой ситуации оказывается подсудимый. Сторона защиты представила свои доказательства. После этого дело отправляют на доследование — свидетелей запугивают, заставляют менять показания. Кому уже нужны будут доказательства защиты?
Когда ответственность перекладывается целиком и полностью на судью, следствие начинает работать хуже. В советское время судья часто именовал себя шахтером, потому что должен был раскапывать все обстоятельства дела. Прокурор только сидел в зале суда и зевал — а на половине процессов представителей прокуратуры вообще не было. Для судьи это означает фактическую невозможность вынести оправдательный приговор: его тут же обвинят в том, что он не все сделал для установления истины.
Некоторые формулировки из пояснительной записки («закрепленная в статье 14 УПК РФ юридическая фикция презумпции невиновности, предполагающая толкование неустранимых сомнений в пользу обвиняемого, может быть применена лишь в случае невозможности достижения по делу объективной истины и только после принятия исчерпывающих мер к ее отысканию». — Ред.) сужают понятие презумпции невиновности до неразличимых пределов. Предполагается, что есть кто-то, кто может установить эти «исчерпывающие меры»? А если завтра появится новый свидетель, которого не привлекла ни одна из сторон? Или потерпевший откажется от своих показаний? Все это нельзя предусмотреть заранее.
Конечно, состязательность сторон — не способ установления «объективной истины». А какова процедура установления истинности исторического факта? В суде мы говорим не об истинности, а о доказанности. «Истина» — это термин из работ Ленина. Но не надо записывать в законах философские определения.
Автор: Леонид Никитинский


Постоянный адрес страницы: http://www.novayagazeta.ru/politics/62070.html

Комментариев нет:

Отправить комментарий