Маша Гессен:
Что мы знаем о Беслане
Каждый год 1 сентября директор школы, в которой учатся мои дети, объявляет минуту молчания в память о Беслане. Кажется, он, если не единственный, то один из очень немногих директоров, кто так поступает. Спасибо ему: в эту минуту молчания я подумала, что надо бы вспомнить, что нам известно о трагедии семилетней давности
- Фото: Corbis/Fotosa.ru
Как по крайней мере половина России, я услышала о захвате школы в Беслане по радио, в машине, по дороге на работу: я ехала с торжественной линейки в школе, куда мой сын в тот день пошел в первый класс. До этого мы год прожили в Америке, где я занималась повышением своей профессиональной квалификации — тогда, через пару лет после 11 сентября, это означало почти исключительно изучение терроризма: абсолютное большинство моих одногруппников так или иначе пытались проникнуть глубже в эту тему. В частности, я прослушала курс Луизы Ричардсон, подробно разбиравшей огромное количество террористических «кейсов». Поэтому, когда я приехала на работу и мы стали обсуждать, как будем писать о Беслане, я сказала: «Будет штурм. Штурм бывает всегда». И это правда: захват заложников террористами всегда заканчивается штурмом; истории известно одно исключение, и это Буденновск.
И все равно в это невозможно было поверить. А то, какой именно будет штурм — что танки, подошедшие вплотную к зданию школы, будут в нее стрелять, невозможно было вообразить. В это до сих пор трудно поверить, и это, видимо, одна из причин, по которым мы плохо помним, что именно произошло в Беслане: все помнят, что погибли дети, но мало кто помнит, что спустя месяцы был суд, что суд этот, поразительным образом, был открыт для публики, продолжался долгие месяцы, и позволил, на основании показаний свидетелей, воссоздать четкую хронологию того, что произошло в Беслане и закончилось убийством более трехсот человек семь лет назад.
1 сентября огромное количество журналистов ринулись в Беслан, где собственно и расположен главный аэропорт Северной Осетии, обслуживающий Владикавказ. Рейсы на Беслан были отменены, вслед за ними и рейсы в другие относительно близлежащие города, так что лететь приходилось через Ростов-на-Дону, оттуда более шестисот километров на машине. Но два самых известных на Кавказе русскоязычных журналиста так и не долетели до Ростова. Корреспондент Радио «Свобода» Андрей Бабицкий был задержан в аэропорту «Внуково»: его якобы заподозрили в том, что у него в багаже взрывчатка; спустя несколько часов его отпустили, но вылететь на Кавказ он так и не смог. Анну Политковскую никто не задерживал, но она зарегистрировалась на три рейса, прежде чем смогла вылететь в Ростов. Перед вылетом она несколько раз говорила по телефону с Ахмедом Закаевым, представителем президента самопровозглашенной Чеченской республики Аслана Масхадова, и получила от него предварительное согласие на участие Масхадова в переговорах с террористами, даже в отсутствие гарантий безопасности для находившегося в розыске чеченского лидера. В самолете Политковская потеряла сознание; к тому времени как самолет приземлился, она впала в кому. Два дня спустя ее в тяжелом состоянии доставили в Москву, где врачи констатировали отравление неизвестным токсином, нанесшим тяжелейший вред почкам, печени и эндокринной системе.
В результате Беслан стал практически единственным крупным событием, связанным с Чечней, о котором Политковская почти не писала. Однако одна ее статья была поразительной: 28 августа 2006 года Политковская опубликовала в «Новой газете» выдержки из служебной переписки МВД, из которых следует, что человек, задержанный за 4 часа до захвата школы, предупредил о готовящемся теракте. Его предупреждение было проигнорировано; даже дополнительных мер предосторожности в День знаний в Беслане не было.
Во время кризиса в Беслане фактически действовали два разных оперативных штаба. Один подчинялся президенту Северной Осетии Александру Дзасохову, другой — ФСБ. Работа штабов не то что не была скоординированной: периодически между ними происходили столкновения. В первые часы кризиса террористы передали записку с номером мобильного телефона и списком из пяти человек, с которыми они хотели вступить в переговоры. В списке была фамилия Дзасохова. Но когда президент республики попытался пройти в школу, окружившие ее федеральные бойцы не позволили ему это сделать. Дзасохов продолжил попытки организовать переговоры: на второй день кризиса он связался с Закаевым и достиг с ним договоренности, которой днем раньше уже достигла Политковская: оставалось попытаться организовать проезд Масхадова на территорию республики, города и школы. Кроме того, Дзасохов организовал переговоры с участием бывшего президента Ингушетии Руслана Аушева. Тот вывел из школы двадцать шесть человек — женщин с грудными детьми. Он также вынес письмо, адресованное Владимиру Путину, и содержавшее список требований: независимость для Чечни, вывод войск, окончание военных действий.
Очевидно, что террористы были готовы к переговорам. В подобных случаях в большинстве стран кризис затягивается надолго — бывает, что на несколько недель, а бывает, что и больше чем на год: власти сначала договариваются о гуманных условиях содержания заложников, о поставках еды и питья для них, потом пытаются вызволить самых слабых и ненужных, потом других — берут, иными словами, террористов измором и одновременно готовят хорошо спланированный, максимально безопасный для заложников штурм. Но Москва отказывалась вступать в какие бы то ни было переговоры.
В час дня 3 сентября бойцы МЧС, в соответствии с соглашением, достигнутым накануне Аушевым, убрали с территории школы тела мужчин, убитых террористами в первые часы кризиса. Спустя несколько минут прозвучали два взрыва. К этому моменту большинство заложников находились в спортивном зале. Они были обезвожены — многие начали пить собственную мочу. Они знали, что помещение, буквально набитое людьми, заминировано: они видели, как террористы подвешивали взрывчатку. Два террориста постоянно держали ногу на педалях, соединенных с минами.
Но два взрыва, прозвучавшие с промежутком в считанные секунды, не имели никакого отношения к этим педалям. По свидетельствам очевидцев, они стали результатом двух выстрелов из гранатометов по спортивному залу. Иными словами, стреляли федералы. Выжившие заложники описывали «огненный шар», ворвавшийся в помещение, и огромную дыру, образовавшуюся в потолке. Начался пожар.
Террористы пытались спасти себя и заложников: часть заложников — тех, кто еще был способен передвигаться самостоятельно, — погнали из физкультурного зала в столовую. Тех, кто остался в зале, заставили встать в окнах, из которых уже повылетали стекла, и кричать русским солдатам, что они стреляют по заложникам, по женщинам и детям. Они и стреляли — из танков, минометов и огнеметов, все это с самого близкого расстояния. Многие из тех, кто погиб в спортивном зале, сгорели заживо. Местная милиция пыталась остановить стрельбу — кто-то из милиционеров, по свидетельствам очевидцев, чуть ли не кидался на танки. Стрельба продолжалась. Всего погибли 312 человек, включая десять бойцов ЦСН ФСБ, пытавшихся спасти заложников.
Это, в самых общих чертах, то, что мы знаем о Беслане семь лет спустя. Есть версия, что и сам теракт, и его трагическая развязка были частью заговора, как-то связанного с прозвучавшей десять дней спустя инициативой Путина об отмене выборов губернаторов. Я думаю, все гораздо хуже: это не заговор. это устройство нашей жизни и нашего государства. Оно таково, что повседневная неразбериха и пренебрежение человеком превращается в невообразимую жестокость.
-
-
Родина... мать!
-
-
Хорошо, Маша, написали. Сразу вспомнилось, насколько это было ужасно... Даже не знала о странном отравлении Политковской - как, оказывается, Зло многолико...
-
-
Как страшно
Powered by ScribeFire.
Всего 3 комментария Показать все Комментировать